***
В окрестностях Ялты доживал своё теплый летний день. Тихо шершавила березовая 
кора, напоминая о двуединстве темного и светлого начал живой природы. Ласковые 
магнолии едва покачивали осуждающими верхушками, глядя на двух путешественников, 
второй день тащившихся полями. 
- И чего Он эти березы-то выдумал? - недовольно спросил Пентюхаев. - Всем 
известно, что в Крыму они не растут.
- Художественный вымысел, милай , - ответил примирительно Сидор Егорыч. - 
Художественный вымысел. Ему лучше знать, что Он делает. К тому же, кто знает, 
растут они в Крыму, не растут. Ты ж там не бывал.
- И то верно. Не мог я там быть потому, что я не существую.
- Ну ладно… Здесь будем спать или в город пойдём?
- Опять ты в идеализм впадаешь. Стоит мне ради шутки допустить существоание 
Творца, так из тебя такое необерклианство лезет. Скажи на милость, где тут 
связь?
- Связь - вот она! - сказал Пентюхаев, указывая рукой на небо. Там медленно 
продвигался среди звёзд одинокий спутник.
- В Америку полетел, - на глазок определил направление Сидор Егорыч. 
- В город пойдем.
- Кто ж тебя ночевать пустит? - Пентюхаев ласково подергал своего спутника за 
нелепо торчащую бороденку. - Бестолочь пустая (пузатая). Сказки о возврате к 
природе - возмутился Сидор Егорыч - являются следствием растерянности 
определенной части буржуазной интелигенции перед лицом научно-технического 
прогресса, растущего в условиях капиталистического общества все возрастающую 
угрозу войны, жестокую конкуренцию и замену рабочих мест автоматическими 
линиями, что ведет к массовой безработице и обнищанию самых широких слоев 
населения. Не такие мои года, чтоб в лесу спать.
- Ну ладно, ладно. Только что ты им скажешь. Люди недоверчивы, а ты не Сократ.
Ответить было нечего. Он был действительно не Сократ. Сократ умер раньше.
- А вот что, коммуняка ты недорезанная, - сказал Пентюхаев. - Ты иди воду поищи, 
а я тут дров нарублю.
Он снял рюкзак, вынул из него топор и удалился в неизвестном направлении. Не 
знаю, какие дрова ему были нужны, но до утра он так и не появился.
Постепенно стало совсем темно. Сидор Егорыч все сидел на верстаке, не зная, не 
раздастся ли где стук топора. Но было тихо. Лишь раздражающе пели цикады. 
Постепенно Сидор Егорыч понял, что Пентюхаев не придет, а если и придет, то 
очень нескоро. 
Стало страшно. Может, его разорвали дикие звери? Если это так, то они могут 
прийти сюда. Спасаться! Скорей!!! Сидор Егорыч вскочил и, чувствуя спиной 
тяжелое дыханье хищника, рванулся вперед. Аааааа!
Очнулся он на дне глубокого оврага. Скорее, даже не оврага, а узкого стального 
каньона.Тело болело, но не очень. Как он сюда попал, он не помнил. Видимо, 
заснул в момент падения. С ним такое случалось.
- Ну, вставай, вставай, голуба! - послышался вдруг из темноты надтреснутый 
старческий голос. - Сильно ушибся-то?
Сидор Егорый приподнялся и увидел в неверном свете полной луны высокого худого 
старика в дырявом пиджаке, в бесформенных штанах, в каких-то невобразимых 
сандалиях на босу ногу и почему-то - в зимней заячьей шапке. Старик с интересом 
смотрел на него, не делая, однако, никаких попыток помочь. Сидор Егорыч встал 
самостоятельно, покрыхтывая и отдуваясь. Боль в теле совсем прошла. Болело 
только сильно ушибленное колено. 
- Сторож я здешний, - представился старик, видя, что Сидор Егорыч в порядке. 
Звать меня Адонай Христофорыч. 
- Сидор Егорыч, э-э… вольный философ. «Жив, наверное! » - подумал он про себя.
- Ну, пойдем ко мне чай пить. Сам-то откуда?
- Из Москвы.
- Татарин, значит!
- Почему татарин? - оскорбился вдруг Сидор Егорыч. Никто еще не додумался 
назвать его татарином.
- Почему татарин? Это ты, голуба, сам догадайся. Ты же, я вижу, мужик 
сообразительный.
Больше он не сказал ни слова. Поднимаясь по узкой тропинке, Сидор Егорыч все 
думал над странными словами сторожа, но как-то ничего не надумывалось. Да и сам 
старик… был он будто весь какой-то ненатуральный, словно бы подвыпивший актер 
Гафт, играющий председателя колхоза.
«Ну и черт с ним», - решил Сидор Егорыч, проявив философский подход к делу. Он 
был ба-альшой философ.
Внезапно тропинка уперлась в стоящую на обходе бревенчатую избушку. «Ну что за 
черт?» - подумал Сидор Егорыч. Он был готов поклясться, что секунду назад здесь 
ничего не было.
- Ну, вот и дом мой, - сказал старик, как-то несерьезно подмигнув ему. - Заходи, 
дорогой, гостем будешь.
Сидор Егорыч вздрогнул. Где-то он уже слышал эту фразу, но где?… Зашли в дом. 
Строж снял с плиты закипевший чайник, будто уже ждавший гостей.
- Ну вот и ладно, - с удовлетвореньем сказал сторож, разливая чай. - А теперь я 
тебе кое-что прочитаю. Полезно тебе будет, голуба, для общего развитию. Он 
водрузил на нос очкис надтреснувшим стеклышком, достал откуда-то клочок мятой 
промасленной бумаги, от которого резко пахло рыбой, расправил его и размеренным 
голосом прочитал:
- Когда я впервые прилетел в Лондон, тогда был поражен странным происшествием. 
При посадке пилот нарушил правила, и плоскостью крыла отрезало голову одному 
джентльмену. Голова, подпрыгивая, понеслась вдоль взлетной полосы. На то первом 
километре шоссе было тихо. Тогда мертвый джентльмен явился туда за своей 
головой. «Отдай мою голову!» - закричал он жутко, обращаясь к даме средних лет, 
прогуливавшейся под руку с седовласым сэром. «Отдай мою голову! Ведь это моя 
голова!». «Какие у вас доказательства?» - спросил седовласый сэр. «И вообще, в 
приличном обществе не принято появляться в забрызганной кровью манишке. Будьте 
добры переодеться». Мертвый джентьмен с позором удалился. Когда дети седовласого 
сэра играли на лужайке в футбол мертвой головой, один из них вынул из кармана 
ножик и перерезал другому горло.
- Что за бред?! - удивился Сидор Егорыч.
- Это не бред, а текст «Кинг Кримсон». В моем переводе, - скромно заметил 
сторож.
- Хм… а что вы сторожите? - спросил Сидор Егорыч, переместив разговор в сторону 
от литературных дарований сторожа. Он подумал, что текст, должно быть, не один, 
и как бы ему не пришлось выслушивать графоманские излияния целую ночь.
- Что я сторожу? А вот эту дыру и сторожу. Народу ведь дома не сидится, всё 
шастают и шастают. Вон в прошлом месяце сорок душ упало. Они упадут, а я приду, 
чайком напою. 
Он сосредоточенно отхлебнул чай и вдруг сказал: 
- А ведь ты давно меня искал!
- Что?!
- А вот что! - с этими словами он снял шапку, под которой оказалась совершенно 
лысая голова с торчащими из неё острыми бараньими рожками. Сидор Егорыч в 
недоумении протер глаза.
- Ты еще и на глаз надави! - хихикнул сторож. 
Сидор Егорыч надавил и на глаз, и ущипнул себя покрепче, и наконец, стесняясь, 
спросил: 
-А… потрогать… можно?
- Потрогай, голуба, потрогай. Здесь тебе не мавзолей, здесь всё без обману.
Сидор Егорыч потрогал. Рожки наощупь были холодными и твёрдыми. Философ глубоко 
задумался и наконец объявил чёрту, что его не существует.
- Ты моя галлюцинация, - объяснил он уверенно. - Обособившаяся часть моего 
сознания, несущая в себе обрывки вытестненных комплексов и неосознанных желаний. 
Твои слова - мои слова, и ничего нового я не услышу. Ты - это я.
Как истинный материалист, он не верил ни в НЛО, ни в Снежного человека, ни тем 
более в нечистую силу до тех пор, пока они не будут научно объяснены.
- Нет, это ты - моя галлюцинация. - Хитрый чёрт обернул дубину другим концом. - 
Ты докажи, что ты существуешь.
- Кто? Я?!! - ошалев от эдакой наглости, Сидор Егорыч сначала не нашелся, что 
сказать. «А ведь он прав, - подумал философ. - Так не докажешь. Классическая 
проблема солипсизма. Но ведь я существую, а чертей не бывает. Значит, моя 
галлюцинация пытается меня убедить, что меня нет. Но в таком случае и её нет. 
Поскольку некому галлюцинировать. Но ведь это -моя галлюцинация. Значит, я сам 
себя пытаюсь убедить, что меня нет. Но ведь я есть, и значит, это не более, чем 
попытка убедить самого себя в реальности галлюцинаций, что является неосознанным 
проявлением доказательства, что я не сумасшедший».
Проведя такой логический анализ, Сидор Егорыч, наконец, изрек фразу, которая 
поразила бы своим идиотизмом всякого, кто не знал бы, что за ней скрывается 
работа гениального мозга.
- Тебя - нет, потому что я - есть.
- Ну и доводы у тебя, голуба! А-ха-ха! - хохотнул чёрт. - А хочешь, я тебе 
докажу, что я существую?
«Интересно, как он собирается это сделать?» - удивился Сидор Егорыч. Ведь ещё 
Ленин писал, что невозможно доказать убежденному солипсисту реальность внешнего 
мира. А тут не весь внешний мир, а лишь какой-то лысый черт. Но последовавшая 
сцена развеяла все его сомнения.
Сторож, не торопясь, вынул из кармана бритву и резко приставил её к горлу Сидора 
Егорыча.
- Щас я тебя убью, - объявил он спокойно.
Сидор Егорыч вдруг понял, что он - еще не старый, вернее - не совсем старый, с 
головой, полной гениальных замыслов и грандиозных проектов, может сейчас 
умереть. Совсем умереть, обратиться в пыль, в ничто - «…нет! Верю, верю!» - 
прохрипел он отчаянно.
- Вот так, голуба, - уже по-доброму закончил сторож, убирая бритву.
Ленинизм в очередной раз не выдержал испытание правдой. Сидор Егорыч раздумывал, 
не крикнуть ли подобно Галлилею: «А всё-таки тебя нет!»… А может, лучше 
перекреститься?.. Тогда сторож спросил его:
- А что у вас там в Москве думают по поводу Светлого Будущего?
Сидор Егорыч воспрянул духом.
- Светлое Будущее неизбежно, - начал он. - Поскольку человечество как единая 
саморазвивающаяся система способна к все более адекватному приспособлению к 
условиям внешней среды за счет все более полного использования накопленного 
потенциала и снятия противоречий, накопившихся в процессе общественного 
развития, что невозможно без повышения суммы… гм…гм…гм… личного счастья, 
приходящегося на долю отдельного индивида. В настоящее время, главным 
препятствием на пути планетарного прогресса является конфликт между трудом и 
капиталом, между общественным характером производства и частной флормой 
присвоения. Мировая пролетарская революция неизбежна. Да, мы шли не тем путём, 
но мы накопили огромный опыт и…
- Достаточно! - жестом прервал черт разошедшегося его. - Оптимизм, значит. 
Ну-ну… Был у нас тоже один оптимист, борец за светлое будущее. Чего ему только 
не предлагали: и царем всемирным стать, и мессией общепризнанным, - нет, 
говорит, уйдите, я сам. И чего добился? Распяли, как миленького. Да, впрочем, не 
тебе об этом говорить. Ты ведь деже не член партии, а…
Сидор Егорыч потупил очи. Черт задел его больные струны. 
- Впрочем, это дело поправимое. Я это тебе, голуба, враз устрою. Ты только душу 
продай.
- Да ведь её… не существует.
- Ну вот, ты мне эту самую несуществующую и продай.
Сидор Егорыч крякнул и неожиданно для себя как-то воровато перекрестился.
- Я в Бога не верю, - успокоил его сторож. В наш век радиотехники и кибернетики 
не пристало в Бога верить.
Сидор Егорыч устыдился.
- А вот положим, если я, вот, значит, продам. Ведь вы меня в аду поджаривать 
будете? - спросил он после некоторого размышления.
- Да как же без этого? Вестимо, будем. Но ты не бойся, голуба. Я для тебя лучшую 
сковородку определю, - усмехнулся черт. - По дружбе.
- Так ведь это… навечно?! - как-то уж очень тихо выдавил из себя Сидор Егорыч.
- Эх, голуба! А еще коммунист!… Правда: беспартийный. Знаешь ведь, что сознание 
есть форма движения материи. А не будет материя двигаться, - так откуда же 
взяться сознанию?
Черту, похоже, понравилось издеваться над бедным философом.
- Нет никакой загробной жизни. Ты мне эту поповщину брось!
Но не убедили Сидора Егорыча наглые кривляния черта. Он, конечно, прекрасно 
понимал, что нет и не может быть никакой загробной жизни… Но ведь просто так 
партбилет не дают? Сидор Егорыч был, все же, человек образованный и читал 
Фауста. Правда, не в подлиннике, а в популярном изложении. Ладно, будь что 
будет, - решил он. - Если уж Фауста за какую-то канаву на небо утащили, то 
неужто меня за святое не спасут?
- Ну вот и ладно! - сказал черт, низко прочитав его мысли. А может, и в самом 
деле прочитал? - Будем подписывать.
С этими словами он достал ручку, гнусно фальшивя и начал писать на обороте того 
самого заплесневелого клочка бумаги, причем умудрялся ………. фальшивить сразу на 
два голоса.
- На, читай, - сунул он под нос Сидору Егорычу своё произведение.
Сидор Егорыч прочитал:
- Я, нижеподписавшийся, ….
Я, нижеподписавшийся, обязуюсь передать свою душу Главному управлению по 
исправлению и перевоспитанию в обмен на членство в Коммунистической партии 
Советского Союза. Претензий не имею и иметь не буду.
Буквы были написаны криво и вразнобой. Внизу стояла какая-то закорючка. Видимо, 
подпись сторожа. «Ишь, как назвали-то!» - подумал философ. - Нет, чтоб написать 
как есть: ад или, там, Преисподняя, - и размашисто расписался.
Сразу же после этого лицо черта резко изменилось. Он посмотрел на философа 
недоброжелательно и даже как-то брезгливо, явно показывая, что не желает иметь с 
ним больше никакого дела.
- Ну чё смотришь-то? Иди, откуда пришел.
- А печать? - робко проговорил Сидор Егорыч.
- Будет тебе печать! - и с этими словами черт сильно двинул его по лбу. В глазах 
Сидора Егорыча потемнело. Он, пытаясь удержаться, схватился за стакан с чаем, 
уронил и стакан, и сам упал. 
- Спал ты, и всё во сне видел! - прогремел в ушах удаляющийся голос.
Сидор Егорыч отключился.
Очнулся Сидор Егорыч лежащим навзничь на своем рюкзаке. Во лбу что-то сильно 
горело. Сидор Егорыч протянул руку и ощупал больное место. Это была большая 
шишка в форме пятиконечной звезды.
«Если это сон, - размышлял он в недоумении, - то откуда здесь шишка? Если это не 
сон, - то откуда здесь я?»
Из-за деревьев появился улыбающийся до ушей Пентюхаев. Блики утреннего света 
играли на плотно набитой сумке, котрую он нес в руке.
- Здравствуй, племя молодое, незнакомое! - продекламировал он, приблизившись и 
достал из сумки толстую пачку четвертных. - А я в татарскую разведку записался.
Сидор Егорыч встал и закричал от ужаса. Из кармана выпал новенький партбилет. 

Используются технологии uCoz